Фермер Гребенников: как сделать бизнес на моллюсках и не прогореть

Фото: Правительство Приморского края

Разлив мазута в Черном море в декабре 2024 года стал одной из самых крупных экологических катастроф 21-го века, оценить ее последствия в полном масштабе еще только предстоит. Подобные техногенные аварии являются дополнительным риском и для бизнеса, который специализируется на марикультуре. О том, с какими трудностями сталкиваются морские фермеры и как их преодолевают, РБК Приморье рассказал предприниматель Василий Гребенников.

– Василий, разлив мазута может уничтожить существующие в Черном море морские фермы?

– То, что выращивается на этих фермах, находится в море. Это открытая система. Соответственно, все, что в море попадает, оказывается в моллюсках, которые там выращиваются. На марикультурных фермах продукция растет в естественной среде, моллюски не просто фильтруют морскую воду, они переваривают все это и растут, дополнительно их не кормят. Изолировать их от внешней среды, от моря невозможно, потому что с морской водой к ним поступает кислород и питание, это – среда, в которой они живут, и все, что попадает в акваторию, попадает в моллюсков.

– Некоторые говорят, что мазут находится на поверхности, а марифермы – где-то там глубоко, на дне, и до них мазут просто не доходит.

– При выращивании используются различные снасти, продукция может быть и у поверхности воды. На поверхности воды натягиваются канаты с поплавками, на которые вешаются различные садки. Это делается для того, чтобы можно было работать без водолазов: просто подходишь на лодке к хребтине и снимаешь, что тебе нужно. У поверхности воды больше питания для моллюсков, они питаются фитопланктоном, чем ближе к поверхности, тем больше солнечного света и фитопланктона. Соответственно, садки для выращивания продукции зачастую размещают прямо на поверхности воды. В наших условиях – в замерзающих бухтах на зиму эти конструкции притапливаются для того, чтобы не было риска обледенения, и для того, чтобы, когда лед пойдет, все это не унесло. В Черном и Азовском морях такого нет, там эти конструкции стоят на поверхности. А дальше все зависит от того продукта, который был разлит: это тяжелый мазут, который идет на дно, либо это что-то, что будет плавать на поверхности. Но если мазут ушел на дно, при штормах или нагреве воды он все равно будет подниматься. Все равно все это будет оказываться в толще воды и будет попадать в моллюска.

– То есть марикультура в Черном море – все?

– Ну, вы знаете, это еще определяется направлением ветра, течением, куда это все понесет.

– Кому-то могло повезти?

– Кому-то могло повезти, кто-то может находиться в закрытой бухте, куда этот мазут не попадет, кто-то мог находиться с другой стороны, откуда наоборот, это отгоняет, то есть все зависит от конкретных условий. При отправке потребителям нашу продукцию всегда проверяют ветеринарные врачи, это является гарантией качества. Отличие неконтролируемого сбора продуктов от того, что дают морские фермы в том, что на каждом шаге производства у нас осуществляется контроль. Когда мы отгружаем продукцию, мы отбираем определенный объем, далее ветеринарный врач отбирает образец и проводит необходимые анализы. Только после этого мы получаем возможность отправлять продукцию клиентам. Соответственно, говорить в общем, что вся марикультура Азовского и Черного морей уничтожена, не совсем корректно. Есть конкретная ферма в конкретном месте, есть конкретная продукция. Здесь просто необходим контроль для того, чтобы обеспечить качество продукции.

– А можно как-то заранее предусмотреть эти риски и защитить фермы?

– Первое – необходимо выбирать правильные места. Если ваша ферма находится в центре порта, в центре города, то есть риск того, что туда попадет загрязнение. Если ферма находится в заповедном районе, где-то вдалеке от населенных пунктов, вероятность загрязнения будет ниже. Но изолировать ферму от моря просто невозможно. Вообще суть марикультуры заключается в том, что мы просто помогаем нашим питомцам-моллюскам выжить, они растут в естественной среде, как и в дикой природе.

– Как вы их ласково называете – питомцы.

– Только так. Мы выращиваем их с любовью, и они к нам испытывают взаимные чувства. Мы подращиваем молодь гребешка до жизнестойкого размера, а после этого они живут самостоятельно. Нам не нужно закупать корма, лекарства, они находятся в толще воды, фильтруют морскую воду и получают оттуда питание.

– Но в принципе: если они оказались в загрязненной воде, можно их как-то вылечить? Лекарства какие-то, подкормки специальные.

– В некоторых странах, например, у нашего соседа – Китая, не такая чистая акватория, как у нас, поэтому продукцию после изъятия из моря там загружают в передержки, в огромные бассейны, в которых какое-то время она находится в стерильной среде, таким образом идет очистка. У нас чистое море. Да, бывают красные приливы, периоды цветения, когда необходимо контролировать, чтобы токсины не попали нашим потребителям, но в целом у нас пока таких проблем не было.

– Вообще, какие риски у нас существуют? Вот Черное море с техногенной аварией столкнулось, а у нас в Японском море риски – это больше природные катаклизмы?

– От ситуации подобной черноморской никто не застрахован. Единственное, можно приходить в страховые компании и страховать эти риски. Но сложность в том, что страховые компании не понимают этот бизнес. Раньше я занимался девелопментом, финансами, и знаю понятие управление рисками. Один из способов – застраховать риск. Приходишь в страховую компанию и говоришь: ребята, у меня марикультурная ферма, я хочу застраховать урожай, снасти и так далее. Они говорят – урожай не застрахуем, а снасти мы готовы страховать, пока они находятся на берегу, как только они оказались в море, мы эти риски не понимаем, их может унести, они могут утонуть, поэтому мы не страхуем.

– А на берегу какие риски?

– Если снасти лежат на берегу, и вдруг случился пожар, либо их украли, вот эти риски страхуются. Но это не совсем применимо к бизнесу. И техногенные риски могут быть, и природные. Я работаю с 2019 года, и, в принципе, я все риски собрал. В 2020 году, если вы помните, в Приморье зашел тайфун «Майсак», на второй год моей работы. В целом в марикультуре трехлетний период выращивания, в первые два года я заложил два урожая, а на третий год уже ждал сбора. И вот в конце второго года работы приходит тайфун, который заходит раз в 75 лет. В тот момент он просто разрушил все, что было сделано за два года, по сути, мне пришлось восстанавливать бизнес заново.

– Подождите, давайте подробнее. Вы только-только начали совершенно новый для вас бизнес, и вот так – раз и уничтожено все?

– На 90%. Это тот урожай, который я должен был собрать.

– Надо было собирать чемоданы, уезжать и бросать это все.

– У меня не было такой возможности. Нужно было двигаться вперед, и мои партнеры меня поддержали.

– А не было возможности почему? Все вложили сюда?

– Да. Звучит неправильно с точки зрения бизнеса и управления рисками, но в этот бизнес я заходил, как в сельское хозяйство, это высокорискованный бизнес. Он высокорискованный на земле, а в море риски увеличены на порядок. Здесь может быть тайфун, а на следующий год был перегрев, когда температура воды в бухте превышала +30 градусов. Гребешок комфортно себя чувствует до +20. Соответственно, тот урожай, который у нас остался в 2021 году, мы просто высыпали из садков на дно, – чем глубже, тем ниже температура воды – для того, чтобы дать шанс гребешку выжить. У нас глубоководная бухта, и есть возможность его переместить. А дальше водолазы собирали этот гребешок. У многих такой возможности не было. У тех предприятий, рыбоводные участки которых находятся в неглубоких бухтах, была гибель продукции.

– Тут вам просто повезло, или вы специально выбрали такое место?

– Вы знаете, в марикультуре очень много факторов, каждый из которых имеет относительно небольшой вес. Большая глубина бухты, с одной стороны, это хорошо, можно притопить продукцию. С другой стороны, водолазам тяжелее работать на глубине больше 20-25 метров. Соответственно, в зависимости от того, будет ли это индустриальное выращивание или пастбищное, требуются различные участки.

– Чем отличается индустриальное от пастбищного?

– Индустриальное, как бы страшно не звучало, означает то, что продукция находится в садках либо в каких-то донных вольерах, то есть в неких снастях продукция выращивается до товарного размера. При пастбищном выращивании жизнестойкую молодь гребешка либо трепанга мы выпускаем на пастбище, то есть просто на морское дно, где гребешок, трепанг растут в естественной среде. При таком выращивании комиссия из Росрыболовства, из местных органов власти актирует количество молоди, которую мы выпустили в море. Существуют определенные нормативы, по которым рассчитываются объемы изъятия. Причем они предполагают, что мы изымем всего где-то порядка 30% молоди: закладывается, что часть продукции погибнет, может быть часть продукции куда-то убежит, ее унесет течением, то есть при пастбищном выращивании мы, по сути, восстанавливаем экосистему. По периметру участка невозможно поставить забор, чтобы гребешки или трепанги не разбежались.

– Кстати, как вы решаете этот вопрос?

– Мы выпускаем свою продукцию на выращивание на определенном расстоянии от границ. Контролирующие органы, погранслужба ФСБ, они знают, где можно работать, и где может быть нарушение. Если мои сотрудники выходят за границу участка, то их могут задержать за работу в неположенном месте. Причем, если коровы пасутся в поле и случайно выходят за границу участка, они все равно остаются собственностью фермера, а здесь логика работает по-другому.

– У стада коров есть пастух, у гребешков пастухов, я так понимаю, нет. А если использовать каких-нибудь подводных роботов?

– Я обсуждаю это с коллегами из ДВФУ, с центром робототехники, это тот путь, который еще предстоит пройти.

– Но, в принципе, это возможно?

– Ну, знаете, например, водолаз – это самое слабое звено, потому что это действительно тяжелый дорогостоящий труд, и оптимизация этого процесса позволит обеспечить более стабильную работу предприятию, то есть ты высаживаешь [моллюсков], запускаешь робота, который собирает все и поднимает на поверхность. Но пока этого еще нет ни у нас, ни в Японии, ни в Китае, пока все работает традиционным способом. Вот, соответственно, такие риски, как тайфун, опреснение, перегрев могут быть, опять-таки у гидробионтов могут быть эпидемии, массовые заморы, которые могут происходить из-за нарушения технологии, перегрева, слишком высокой плотности или просто несоблюдения правил севооборота. Есть природные риски, есть риски браконьерства, техногенные риски, с которых мы начали разговор. И, к сожалению, пока нет страховых компаний, которые бы понимали этот бизнес.

– То есть, из всего этого застраховать можно только снасти на берегу?

– Да, снасти на берегу. Если получить возможность страхования рисков, это даст возможность привлечения финансирования для развития бизнеса. Сейчас бизнес можно развивать только за счет собственных средств, средств акционеров, либо привлеченных средств под какие-то другие залоги. К сожалению, пока нет возможности заложить будущий урожай и привлечь деньги для того, чтобы развивать производство.

– Какой-то выход есть из этой ситуации?

– Работать со страховыми компаниями. Понимаете, индустрия, можно сказать, находится в самом начале своего развития. Сейчас в России существуют крупные предприятия, которые, например, выращивают рыбу, как в море, так и в пресных водоемах. Они ведут работу с теми же страховыми компаниями, с финансовыми компаниями. В нашем случае этот путь еще необходимо пройти.

– А нельзя применить те же самые правила, которые действуют в рыбной отрасли? Просто на марикультуру их переложить?

– Есть специфика, которую необходимо учитывать для того, чтобы нормализовать эту индустрию. В Приморье, на Сахалине, в других регионах, где возможно заниматься марикультурой, не так много игроков, которые бы системно этим занимались. В моем бизнесе я прошел непростой путь, постепенно мы улучшаем процессы и будем приходить к тому, чтобы это становилось более нормальным бизнесом, потому что с фундаментальной точки зрения потенциал развития марикультуры в Приморском крае просто огромен. В настоящий момент распределено порядка 70 тыс. га акватории, это очень много. По нормативам это может быть 70 тыс. тонн производимой продукции, а в настоящий момент объем производится на порядки меньше.

– Очень рисковый бизнес, столько рисков и природных, и техногенных. Как его развивать? Страховые компании никак не помогают, не компенсируют. Что вас держит в этом бизнесе до сих пор?

– У нас все-таки получилось выстроить процесс по выращиванию гребешка и трепанга, хотя мы все делаем неправильно, не так, как делали другие. Когда я заходил в индустрию я видел, что в Приморье уникальные возможности для выращивания [моллюсков], у нас действительно холодная чистая вода, и, знаете, как у вина есть понятие терруара, когда в разных местах можно получить разный продукт, вот и в марикультуре та же история. Например, рынок устриц – он более развит, есть разные устрицы из разных бухт, регионов, и знатоки понимают, что это будет, как сомелье с вином. С гребешком, в общем, такая же история – в разных бухтах он разный. И то качество продукции, которую мы можем выращивать у себя в Приморье, намного выше, чем на том огромном рынке, который рядом с нами – в Китае, потому что у них более теплое и менее чистое море. У нас есть возможность поставлять продукцию непосредственно на рынок Китая. Например, от моей фермы до границы с Китаем 60 км. И если смотреть с макропозиции, перспективы развития этого бизнеса колоссальны, потому что есть базовый фактор – вода, и есть рынок сбыта. По качеству с нашим сопоставим, наверное, японский гребешок, но там сложнее логистика, чем с Приморьем. В то же время, когда у меня появилась первая товарная продукция, было начало пандемии, и Китай был закрыт, многие хозяйства просто остановили работу, потому что не было возможности сбыта. Но в тот момент мы обратили внимание на внутренний российский рынок, и сейчас всю свою продукцию я отправляю просто по России: привозим в аэропорт Владивостока, и дальше наша продукция разлетается от Калининграда до Петропавловска. Соответственно, вода есть, рынок сбыта есть, нужно только работать.

Еще больше новостей в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь.