Приморский «Щелкунчик» собирает полные залы не только зимой, но и летом

Фото: РБК Приморье

В России театральный бум. Растет и количество зрителей, и число постановок, но самой популярной, по опросам ВЦИОМ, остается «Щелкунчик». О главном новогоднем спектакле, и о том, что еще идет на Приморской сцене Мариинского театра, рассказал художественный руководитель балетной труппы, народный артист России Эльдар Алиев.

– 19 декабря исполнилось 10 лет спектаклю «Щелкунчик» на Приморской сцене и 10 лет вашей работы в театре, потому что именно с этого спектакля началось ваше сотрудничество с Владивостоком. До этого вы поставили «Щелкунчик» в Индианаполисе. Там спектакль имел оглушительный успех. Я знаю, что 73 канала купили права на его телевизионный показ. А как шла работа над спектаклем здесь? И где было проще – в Америке или в Приморье?

– «Щелкунчик» для меня очень знаменательный спектакль, если можно так выразиться. Это была работа, которую в общем-то я не собирался делать. Я думал, что лучше версии Вайнонена, которая идет во многих театрах мира, ничего не создать. Но когда я вновь обратился к материалу Вайнонена, я понял, что он не пройдет в Америке, и поэтому пришлось сделать новый спектакль.

– А как здесь шла работа в 2014 году над «Щелкунчиком»?

– Очень сложно. Работа здесь шла очень сложно, по той причине, что спектакль очень комплексный. Он сложный не только для исполнителей, он сложен для технического проведения, потому что изначально этот балет задумывался как балет-феерия. Но в балете-феерии обязательно должны быть чудеса, обязательно должны быть сценические эффекты, обязательно должна быть пиротехника. И это все требует очень тщательной проработки. В то время, в 2014 году, театру было год от роду, и театр не был готов в такой масштабной работе. Он просто не был готов. Мы приступили к работе здесь с двумя моими ассистентами, они приехали из Европы, где уже делался этот спектакль. Работать было очень сложно, потому что, я повторюсь, спектакль комплексный, здесь много очень технических сложностей. Здесь и снег, и золотой дождь, здесь и пушка стреляет, и пистолет стреляет, там еще что-то сыпется, стулья летают. В общем, мне казалось, что это невозможно, просто невозможно. И, знаете, в день премьеры я поверил в чудеса. Декорационные перемены спектакля открытые, они происходят на глазах у зрителя, поэтому они должны быть очень чистыми. Это не те перемены, при которых ты опускаешь занавес, делаешь перемену картины и затем занавес идет, в «Щелкунчике» таких перемен нет. Первый акт идет без остановки, и все картины идут одна за другой, поэтому зритель видит эти перемены сценические. И, знаете, когда наступал момент перемены, я закрывал глаза, потом спрашивал у ассистента – произошло, случилось, поменялись? Мне говорили – пронесло, и я открывал глаза. Вот так было. И я начал верить, что чудеса все же случаются. Город сразу спектакль принял. Город спектакль полюбил. И сегодня я могу сказать такую вещь: очень часто читаешь в соцсетях о том, что владивостокцы гордятся этим спектаклем и говорят, что такого «Щелкунчика», как у нас, нет ни у кого. Да, это правда. Знаете, любой спектакль живет своей жизнью, и любой автор желает, чтобы эта жизнь была очень счастливой. Я не исключение. В этом сезоне у нас рекордное число – мы показывает более 30 спектаклей, мы никогда не показывали столько в новогодние праздники. И откройте сайт: билетов практически нет.

– Но тем не менее, билеты можно достать? Это главный вопрос по «Щелкунчику».

– Билеты можно достать, но на ближайший спектакль билетов уже нет. Так же, как и на «Лебединое озеро». Вы правильно сказали – какой-то театральный бум. Вот сегодня «Лебединое озеро» – билетов нет, завтра «Лебединое озеро» – билетов нет. Это так отрадно, это так приятно, вы себе представить не можете. Телефон обрывается, все звонят, все просят билеты.

– Возвращаясь к «Щелкунчику»: 10 лет назад и сейчас – это два разных спектакля?

– Да, безусловно. Но чтобы понимать разницу, я вам скажу такую вещь: когда этот спектакль делался 10 лет назад, в труппе было 36 артистов. Сегодня труппа насчитывает порядка 96 артистов.

– А как это возможно: на 36 артистов поставить «Щелкунчик»?

– Спектакль разводится: у вас там вместо 24 снежинок – 12, у вас там мыши, снежинки, родители и другие персонажи – это одни и те же артисты, они просто переодеваются из костюма в костюм. Теперь такого сумасшествия нет. Теперь мы подходим к этому иначе, все массовые сцены выглядят иначе. У нас другой по количеству состава «Вальса цветов», это главная массовая сцена второго акта. У нас другие снежинки, они другие не только по рисунку, они и по хореографии стали сложнее, а я уже не говорю об исполнении, исполняются они гораздо чище, исполняются они на столичном уровне. И еще смотрите: раньше мы никогда не вывозили «Щелкунчика», мы начали его вывозить буквально пару лет назад в Питер, и сейчас делаем это дважды в год – летом и зимой, и на нашего «Щелкунчика» в Питере билетов нет.

– То есть это не только главный новогодний спектакль, но и летом...

– Я не хочу этого понимать, просто не хочу. Я думаю: если летом в разгар белых ночей зал на нашем «Щелкунчике» в Питере забит до отказа, – слава Богу. Значит все мы делаем правильно.

– Для Приморской сцены Мариинского театра «Щелкунчик» – это еще и туристический бренд. Сюда зимой именно на «Щелкунчика» едут из разных регионов, из разных стран. Сколько гостей иностранных и гостей из других регионов России вы принимаете зимой, можете примерно посчитать?

– У нас сейчас нет такой статистики, потому что на сайте могут приобрести билеты, как россияне, так и иностранцы, поэтому статистику вести очень сложно. Но у нас была приблизительная статистика допандемического периода, было примерно 30-40% иностранцев на наших спектаклях. Сейчас приток иностранных туристов значительно сократился, а залы полные. Поэтому я не устаю повторять, что Приморский край и Владивосток по интересу к искусству выходят в лидеры в стране.

– Вы представляете в этом сезоне еще и новую сценическую версию «Лебединого озера». Вы считаете, что нужно пересматривать даже такую классику?

– Я не касался хореографии, я хореографию не трогал. Просто пришло время пересмотреть декорационное решение. При этом декорации, которые до сегодняшнего дня работали в спектакле, были созданы Вирсаладзе очень давно. Я пришел в 1979 году в Мариинский театр, и мы дотанцовывали в этих декорациях, они уже тогда лет 40 служили. Понимаете, это уже музейный экспонат, это потрясающе красивые декорации, но пришло время исходить уже из новой эстетики, из нового видения. Нужен свежий спектакль, поэтому мы сегодня представляем «Лебединое озеро» в новых декорациях.

– Чем еще порадуете публику в зимнем сезоне?

– Мы представим две работы Стравинского – это «Свадебка» и «Петрушка». «Свадебка» в хореографии Брониславы Нижинской, и «Петрушка» в хореографии Михаила Фокина. Эти спектакли давно стали классикой, они давно стали знаковыми с музыкальной точки зрения. Это ранний период Стравинского, русский период Стравинского, поэтому я думаю, что эти работы вызывают интерес.

– Публика за 10 лет вашей работы во Владивостоке изменилась? Ведь балета здесь не было вообще, и получается, что публика росла. Как вы сейчас оцениваете: какой здесь зритель?

– Я всегда опираюсь на факты. Говорить можно все, что угодно, но давайте посмотрим на факты. В 2013 году открылся театр, – а в театре репертуар за один год не делается, – в 2014 году, когда я приехал сюда и делал «Щелкунчика», в театре практически не было ничего. Было «Лебединое озеро», которое было снято сразу, потому что не очень удачная работа, и больше ничего не было. Прошло 10 лет. Сегодня балетный репертуар театра насчитывает 20 названий, полностью покрыто классическое наследие.

– Помимо того, что вы артист балета и хореограф, вы еще и менеджер. Как вы совмещаете эти функции? Ведь бизнес-управление и творчество – это совершенно разные вещи. Как артист балета стал менеджером? Вы как-то говорили в интервью, что получили такой опыт в Америке.

– Я вам скажу так: артист балета, репетитор, хореограф, менеджер – это абсолютно разные профессии. Можно быть замечательным артистом балета и не стать педагогом. Можно быть выдающимся педагогом, не являясь выдающимся артистом балета. И таких примеров очень много. К своей профессии, после профессии артиста балета, я переходил именно в Америке. Там я этому обучался, и там меня усиленно этому обучали. И если бы к этой профессии я приходил здесь в России, я бы многих аспектов не знал, потому что там все, в принципе, измеряется деньгами. Там нет репертуарных театров, там каждый час работы труппы – это деньги. И для того, чтобы труппа существовала, функционировала, эти деньги необходимо принести. А каким образом вы их принесете, никого не интересует. Это спонсорские деньги, донорские деньги – донейшн, корпоративные спонсоры, индивидуальные спонсоры. Вот меня учили выстраивать отношения с людьми, находить подход, разговаривать с людьми на таком языке, чтобы они понимали, что их ценят, что они являются частью того продукта, который вы создаете, и этот продукт необходим именно тому городу, в котором эти люди, корпорации, поддерживающие искусство, находятся. Это очень непростая работа, это очень сложная работа. Но знаете, чтобы освоить весь этот поток информации, она должна нравиться. Работа в театре мне очень нравится. Мне нравится бывать на сцене, нравится смотреть, как работают техники, ты начинаешь понимать, как этот механизм работает, как этот маховик работает. Ты понимаешь, каким узлом вяжется декорация для того, чтобы это было быстро и продуктивно, чтобы не платить в два раза больше. В России этой проблемы, в принципе, не существует, потому что у нас театр репертуарный, вы сюда приходите на работу, такого в Америке нет. Я обучался этой профессии за границей: в Америке, в Европе я тоже руководил театром. И этот опыт очень мне пригодился.

– Что для вас успешный спектакль? Каким он должен быть, чтобы он стал хитом репертуара? Какие критерии нужно учесть?

– Он должен быть привлекательным для публики. Публика в деталях многого не понимает – работу ног, работу стоп, работу рук, но есть необъяснимое ощущение, которое зритель уносит из театра, и которое он описать, наверное, и не сможет. Это ощущение должно граничить с восторгом, оно должно быть таким незаурядным, чтобы человеку захотелось вернуться в этот театр, захотелось посмотреть другой спектакль. И если человек возвращается в театр, если зритель приходит вновь и вновь, значит, спектакли успешные. А у нас есть такой зритель, который за нами ездит на гастроли из Владивостока. Мы приезжаем в Питер или в Большой театр, а там нас встречает владивостокский зритель – привет, мы за вас держим кулачки, – это приятно. Это уже балетная публика. Во Владивостоке уже есть балетная публика. И это отрадно.

– Но все-таки классический русский балет, тем более в театре такого уровня, как Мариинский, это – очень дорогое удовольствие, мировые театры не могут себе позволить ставить низкобюджетные спектакли. Как просчитать экономику спектакля? Вы с кем-то советуетесь, может быть, с друзьями бизнесменами, с кем-то еще, или вы сами настолько погружены в тему, что знаете: этот спектакль сильно дорог будет в постановке, лучше сделать какую-то облегченную версию.

– Смотря какой спектакль вы делаете. Я помню, мы делали «Баядерку» и с Валерием Абисаловичем Гергиевым обсуждали декорационное оформление спектакля. Я был за то, чтобы это был чистый перенос, потому что это один из знаковых спектаклей Мариинского театра, и это одна из самых удачных версий «Баядерки», которая представлена сегодня на международной сцене. И Валерий Абисалович как-то сказал: ты знаешь, я был в музее в Вене и видел там совершенно невероятные декорации, которые принтовались, – то есть это не живопись, это принт, – и я просто отличить не мог. А я сказал: вот поэтому они в музее. «Баядерка» – это спектакль, который делается на 50-60 лет. Это основа классического репертуара, которая, по статистике, служит 50 лет и более, поэтому на этих спектаклях экономить не целесообразно. Но есть другие спектакли, которые делаются сегодня, которые делаются в современном стиле. Эти спектакли для вас лотерейный билет – получится или не получится. Вот здесь, наверное, вкладывать те же деньги, что мы вкладываем в спектакль классического репертуара, нецелесообразно, потому что, как меня там научили, это опасно. Это риски, а я, в общем, человек не рисковый.

– Когда вы принимали решение сотрудничать с владивостокским театром, вы говорили в одном из интервью, – а к тому моменту вы уже поработали в лучших театрах мира в Европе, в Америке, – что все это уже пройденный этап. И вы сказали: «я ни под кем работать не хочу» …

– И не смогу.

– Означает ли это, что здесь на тот момент было больше свободы? И какой свободы – творческой, управленческой?

– Свобода – довольно опасное слово. Свобода не всегда воспринимается в том смысле, в котором мы ее имеем в виду. Понимаете? А что это – творческая свобода? Юридически у меня есть свое руководство, у меня есть начальники, есть художественный руководитель Мариинского театра, но мы говорим на одном языке. У нас есть диалог: меня слышат, я слышу, я понимаю, меня понимают, поэтому и результат такой. У нас ведь во Владивостоке уникальный проект. Открытие филиала Мариинского театра во Владивостоке, аналогов в мире не имеет. Ни один великий театр мира, а Мариинский это великий театр, не открывал своих филиалов на расстоянии 9 тыс. км. Не было такого. Поэтому, когда мне предложили эту возможность, я спросил: а как вы себе это представляете? Ответ был такой – пока никак. Я сказал: я тоже никак себе это не представляю, но давайте попробуем. И вот сегодня я могу с уверенностью сказать, что балетная труппа Приморской сцены Мариинского театра – это, наверное, третья труппа страны.

– Вы загадываете желание в новогоднюю ночь?

– Да я каждый день загадываю желание. Вот сейчас у меня желание, чтобы у меня хорошо прошла техническая репетиция с новыми декорациями, там у нас есть интересные моменты, например, разрушение замка, в котором Ротбарт обитает. Это технически очень-очень сложно осуществимые вещи. Поэтому сегодня я загадал желание, чтобы спектакль прошел без единой помарки.

Полное интервью с Эльдаром Алиевым смотрите в видеоверсии.

Еще больше новостей в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь.