Ошибка резидента: почему участники ТОР нарушают условия соглашений

Фото: Корпорация развития Приморского края

Границы территорий опережающего развития на Дальнем Востоке будут расширены. Речь, в частности, идет о включении в ТОР «Большой Камень» участка, необходимо для продолжения строительства металлургического завода. О перспективах запуска новых проектов, объемах действующих производств и о том, насколько все это выгодно краю и его жителям, рассказал директор департамента сопровождения реализации инвестиционных проектов Корпорации развития Дальнего Востока и Арктики Виталий Пономарев.

– Судя по тому, что границы ТОР расширяются, бизнесу эти мегапроекты очень интересны.

– Сразу бы хотел сказать, что расширение границ – это такой технический момент. То есть [это происходит – прим. ред.], когда действующим или новым проектам требуется включиться в преференциальный режим, чтобы улучшить свои экономические показатели. Собственно, наш инструмент понятен: готовим пакет документов, и дальше ТОР расширяется. Если говорить в целом, то режим ТОР крайне востребован инвесторами на Дальнем Востоке. В следующем году исполнится 10 лет с момента создания первого ТОРа. У нас сейчас 768 резидентов ТОР, из них в Приморском крае – 178. Собственно, в Приморском крае у нас запланировано более 1,7 трлн руб. инвестиций, в настоящий момент уже 330 млрд руб. вложено. Это самые разные проекты, начиная с нашей мегаверфи ССК «Звезда» и заканчивая небольшими проектами – это индивидуальные предприниматели, которые реализуют небольшие производства. В целом это все формирует тот пул инвесторов и резидентов, который продвигает наш префрежим – территории опережающего развития и Свободный порт Владивосток. Это два драйвера развития экономики в целом на Дальнем Востоке и в Приморском крае, в частности.

– А те первые компании, которые 10 лет назад заходили в ТОР и были дебютантами, первопроходцами, остались? Как у них дела?

– У нас на первом этапе было два ТОРа, потом три, потом четвертый ТОР создался. Судьба разная. Были проекты, которые заходили попробовать, что это за режим. Были те, кто понимал, что они делают. Были проекты, которые присматривались и заходили чуть позже. То есть судьба самая разная. Наверное, первая площадка – это ТОР «Надеждинская», сейчас это промплощадка ТОР «Приморье». Собственно, по ней можно посмотреть, что случилось за это время, начиная от строительства завода ДСК «Приморье» – завода крупного панельного домостроения, который сейчас компания DNS использует при строительстве своих жилых микрорайонов. Есть проекты, которые зашли, но строятся медленно. Но это наши крупные приморские предприятия. Есть те, кто сначала смотрел, как развивается площадка, и заходил уже через два-три года, но при этом быстро развивался. У нас есть пример – компания «Русский минтай», которая заходила под строительство инвестиционных квот, также есть ДКС – это новосибирская компания, которая производит электрооборудование, проводку и все, что с этим связано. Они присматривались, но потом очень быстро свой проект реализовали: построили предприятие по производству соответствующей продукции. Резиденты разные, с разными целями входили, с разными планами, но вот сейчас, что есть – то есть: предприятия строятся, рабочие места создаются, продукция выпускается.

– Вы говорите, расширение границ — это чисто технический момент, но даже Москва не резиновая, а ТОРы резиновые?

– У нас в свое время был концепт: накрыть ТОРами весь Дальний Восток, чтобы льготный режим предпринимательской деятельности действовал на всей территории Дальнего Востока, чтобы бюрократический путь не усложнять и не затягивать сроки, потому что инвесторы иногда хотят реализовать свои проекты максимально быстро, но нужно, чтобы они были в границах. Поэтому была такая идея. Наверное, она бы еще больше привлекла сюда инвесторов, но пока она подвешена, потому что там много вопросов, в том числе бюджетных, разных согласований. Поэтому вот так. В рамках каждого субъекта расширение возможно. У нас по закону территория опережающего развития – это часть территории субъекта РФ. Наверное, это – основное ограничение. Понятно, что есть еще земли специального назначения, природные парки и так далее, то, что на нас накладывает ограничения, но нормативно ограничений, которые бы помешали инициировать расширение границ практически нет. То есть заходит проект, мы его оцениваем, дальше идет согласование с регионом, с Минвостока, и дальше уже пошло по федеральным органам.

– Вы как-то отбираете резидентов или принимаете всех, открыты для всех?

– Открыты для всех, но отбираем. У нас есть требования чисто законодательные, есть требования по видам деятельности, то есть по каждому ТОРу есть перечень запрещенных видов деятельности. Все остальное разрешено. Если проект заходит с незапрещенным видом деятельности, то дальше мы смотрим на его формальное соответствие: зарегистрирован или нет в границах ТОР, минимальный объем капиталовложений – он должен быть 500 тыс. руб. И дальше смотрим уже саму экономическую модель: насколько она обоснована, скажем так. Если резидент заявляет, что он за миллион рублей построит завод, наверное, это у нас вызовет сомнения. Поэтому мы смотрим на адекватность, помогаем скорректировать пакет документов. Рассмотрение по закону формально занимает 15 дней, но мы обычно в 10-12 дней укладываемся. Потом уже будущему резиденту направляется проект соглашения, он смотрит, затем согласовываем. Мы для себя поставили срок: на присвоение статуса – 30 рабочих дней, но обычно меньше.

– Недавно в Приморье через суд было расторгнуто соглашение с одним из резидентов. Я напомню: компания обязалась построить базу для выращивания гребешка и трепанга в ТОР «Большой Камень» и инвестировать в проект 142 млн руб., однако не выполнила эти условия. Может ли эта компания претендовать на участие в ТОР в каких-то других проектах? Насколько велик ущерб от того, что компания не выполнила условия соглашения и главное, есть ли какой-то механизм защиты от подобных недобросовестных резидентов?

– Давайте я на две части разделю вопрос и начну с конца – про добросовестность. Здесь мы такими категориями не оперируем, потому что все-таки, если резидент прошел наш отбор, то мы считаем, что он достоин того, чтобы реализовать проект в наших префрежимах. Добросовестность определяет суд: насколько заявленные параметры соответствуют тому, что было сделано. И второй момент, о котором я хотел бы сказать: для нас расторжение соглашения – это крайняя мера. Мы всячески пытаемся содействовать резидентам в реализации их проектов. Нам федеральным законом дано право на контроль, и мы такой контроль обеспечиваем. Если видим, что резидент нарушает что-то, мы, уведомляем, помогаем устранить нарушения, то есть мониторим на всем протяжении реализации инвестпроекта. Под особым контролем у нас резиденты, которым мы предоставляем земельные участки, инфраструктуру. К ним особое внимание, потому что это все-таки прямые или непрямые затраты бюджета. В этом случае резиденту был предоставлен земельный участок, поэтому мы его контролировали, мониторили, а резидент нечасто, скажем так, отвечал. Собственно, мы поняли, что проект не будет реализован. В таком случае мы предлагаем расторгнуть все добровольно, по взаимному соглашению. Но здесь, опять же, никакой обратной связи не было. Ну и как последний инструмент защиты интересов общества и государства мы инициируем расторжение в суде. В суд, по-моему, резидент опять-таки не явился. Вы привели единичный пример, но у нас, к сожалению, практика расторжения уже большая, поэтому для нас каждый случай, конечно, уникальный, но не единичный.

– Но почему это происходит? Они не рассчитывают свои силы?

– Разные ситуации. Есть те, кто просто зашел попробовать: получится – не получится. То есть зашли, получили право на земельный участок от нас, получили этот земельный участок, начинают искать инвестора, а там – находят или не находят. Мы даем срок, условно, в течение года – смотрим, как идет динамика, потом предлагаем перейти к активным действиям. Если не находят [инвестора – прим. ред.], мы выходим на контроль расторжения добровольно или через суд. Есть проекты, которые действительно хорошо проработаны, есть земля, но в какой-то момент возникли проблемы с финансированием. То есть изменилась ключевая ставка, к примеру, она выросла в три раза, и экономика уже не едет. Резиденты пытаются переносить сроки, и мы в таком случае идем навстречу: мы переносим сроки, но в разумных пределах, чтобы резидент мог либо привлечь финансирование, либо пересмотреть модель, либо разбить реализацию проекта на этапы. Есть проекты, которые просто стали неинтересны инициаторам: уехали, переехали, от этого вида деятельности отказались. Иногда к нам приходят с изменением концепции, когда заявлялось производство, а теперь хотят сделать открытую площадку для хранения. Если мы даем землю, инфраструктуру, нам интересно, чтобы создавалась добавленная стоимость, простое посредничество в виде субаренды участков, во-первых, нам не нужно, во-вторых, это крайне затруднительно с точки зрения закона.

– Но вот эта компания может еще раз зайти в ТОР с другим проектом?

– У нас нет ограничений. Повторюсь, у нас режимы ТОР и СПВ [Свободный порт Владивосток – прим. ред.] максимально благоприятны по отношению к инвесторам. Легкий вход, достаточно ненавязчивый контроль за ходом исполнения соглашения (чтобы расторгнуться, нужно действительно нарушить все, что только можно) и никаких ограничений на то, чтобы повторно стать резидентом. Да, сейчас расторгли через суд, но придет учредитель, пересмотрит, заработает на другом проекте, придет еще раз к нам, и мы ему, конечно, не откажем.

– Вы какие-то очень добрые по нынешним временам.

– Так работает система по развитию Дальнего Востока: мы привлекаем всех, а уж кто сможет реализовать…У нас есть меры поддержки для этого.

– И еще по этому случаю: я нашла информацию, что соглашение с компанией было заключено в 2020 году, и срок действия до 2086 года. Это не опечатка?

– Это не опечатка. У нас в соответствии с законодательством срок действия соглашений рассчитан на период создания ТОР. ТОР «Большой камень» был создан в 2016 году, и создается он на 70 лет. И, конечно, инвесторы чаще всего ставят максимальный срок, в данном случае, потому что передавался земельный участок и договор аренды, соответственно, заключался на срок действия соглашения. Это такие технические моменты, просто чтобы понимать, чтобы цифры не пугали.

– Соглашение на 66 лет — это очень прилично.

– Да, горизонт планирования у людей такой – 66 лет.

– Это хороший горизонт планирования, но все-таки: когда компании уходят, на их место быстро приходят новые резиденты? Очередь выстраивается из желающих?

– В Приморском крае земля и в целом префрежимы достаточно востребованы. Поэтому здесь я не думаю, что у нас будут проблемы найти желающих, тем более в Большом Камне. Большой Камень, вы сами знаете, – одна из точек роста в Приморском крае. И уже есть резидент, который заинтересован в реализации проекта на этом участке. Я не вижу каких-то проблем.

– Губернатор Приморья недавно во время Российско-китайского Экспо в Харбине пригласил китайских инвесторов принять участие в строительстве высокотехнологичных производств в крае и заявил, что в наших ТОРах уже реализуется 40 проектов с участием китайского капитала. Можете привести примеры таких проектов?

– В последнее время количество китайских интересантов очень сильно увеличилось. Интересуются, как работает наша модель по развитию Дальнего Востока, интересуются не только Приморским краем, но и другими регионами. Приморский край, понятно, здесь направленность –сельское хозяйство, логистика, где-то сборочное производство. Да, порядка 40 проектов сейчас реализуется в префрежимах ТОР и СПВ, и у нас есть примеры успешного сотрудничества. У нас есть в Свободном порту Владивосток компания Yamotori, это сборка китайских грузовиков. Их видно и в городе, и в пригороде, там, где они стоят. У нас есть компании в сфере деревообработки, в сфере добычи и производства аквакультуры, это тоже китайским предпринимателям интересно. Причем это те, которые пришли до пандемии, когда не было ограничений, они пришли, по сути, на первом этапе реализации проектов. Сейчас мы ждем следующую волну, и здесь речь будет идти о высокотехнологичных производствах, поэтому мы всячески готовы оказывать содействие. У нас под Владивостоком сейчас проектируется новая промплощадка Западная, порядка 1,5 тыс. га. Там запланировано обеспечение инфраструктурой, она уже спроектирована с учетом нашего предыдущего опыта: она разбита на зоны, там есть и промышленная зона, и логистика. Поэтому я думаю, что там мы тоже будем предлагать китайским инвесторам разместить производство.

– А не китайские инвесторы? Другие иностранные инвесторы как-то проявляют интерес?

– Условия сейчас такие, что не все хотят светить конечного бенефициара, поэтому они пользуются различными инструментами. У нас, на самом деле, по закону резидентом ТОР и СПВ должно быть юридическое лицо, зарегистрированное в Российской Федерации, но там есть параметр, который они заполняют, это – участие иностранных инвесторов. Заполнили – мы знаем об этом, не заполнили – мы про это не знаем. Конечно, если взять выписку в ЕГРЮЛ или еще что-то, наверное, мы это увидим, внесем, отметим у себя, но в целом у нас такого маячка, что должно быть какое-то обязательное количество иностранных инвесторов, нет. Но мы, безусловно, в этом заинтересованы. Иностранные инвесторы, они же помимо прямых вложений несут еще и технологии. А технологии, как раз то, о чем Олег Николаевич Кожемяко сказал, – это то, что нам сейчас интересно: развитие высокотехнологичных производств, в том числе с участием иностранного капитала.

Еще больше новостей в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь.